и оцениваются, мы уже сказали. Но из-за того, что они подобно роботам, очеловечиваются нашими чувствами и личным восприятием, в нашем сознании граница между нами и ними начинает размываться, пусть и не до конца. Отсюда и получается, что к ним все-таки удается относиться как к людям, если мы забываем их подлинное происхождение. И Михаил Булгаков об этом тоже пишет. Так, в главе 24-й «Извлечение мастера» говорится про Маргариту, что «у нее была страсть ко всем людям, которые делают что-либо первоклассно», а между тем эта строчка приводится после следующего предложения: «Не желала бы я встретиться с вами, когда у вас в руках револьвер, – кокетливо поглядывая на Азазелло, сказала Маргарита». Но мы прекрасно знаем, что Азазелло – демон, не менее прекрасно об этом знала и сама Маргарита, как и киногерои «Терминатора» тоже прекрасно знали, что к ним в прошлое прибыли одноименные роботы.
Вторая немаловажная сторона указывает на принадлежность Воланда к потустороннему миру, который может быть для нас только предметом веры. Все, что видят наши глаза, и все, с чем мы только ни соприкасаемся в нашем мире, может быть предметом веры лишь до тех пор, пока мы лично с этим не столкнемся. Верить, например, или не верить в существование инопланетян, это вопрос науки, а не веры: как только мы узнаем об их существовании, если они в самом деле существуют, как они тут же станут обыкновенной обыденностью нашей повседневной жизни. Но при любом контакте, при любой связи, при любой встрече с духами ангелы и демоны по-прежнему остаются для человека предметом веры и всегда им будут являться, о чем красноречиво свидетельствует история посещения Воландом Москвы: как Иван, так и Мастер сомневались, что лично виделись с сатаной, а следствие по делу Воланда вообще решило, что в Москву явилась шайка преступников и гипнотизеров. Это связано с тем, что духи – существа потустороннего мира, а инопланетяне, даже если они вообще не существуют, – нашего. И поэтому мы можем лишь верить, что Воланд и его демоны – это духи, а вовсе не люди, и что ангелы и демоны реально существуют. И нужно ли говорить, что и для инопланетян в случае их реального существования духи тоже были бы предметом веры – что и инопланетяне подобно человеку делили бы себя на верующих и неверующих?
Третья сторона очень тесно связана с четвертой, и поэтому о них мы скажем вместе, а не по отдельности.
Из-за того, что духам ведома демонизация, мы можем относиться ко всем духам (с учетом деления их на ангелов и демонов) только одинаково, и в наших глазах (с учетом того же самого деления) они сами по себе также одинаковы, что и выражается в обоих случаях словами «ангелы» и «демоны». Ко всем героям романа, что являются людьми, мы относимся по-разному, и если бы некоторые из них были очень похожи друг на друга, у нас и тогда к таким героям было бы разное отношение. На демонов же романа это правило не распространяется: если нам, например, нравится Бегемот, то нам в то же время нравится и Воланд, и Коровьев, и Азазелло. И если мы перестанем любить Воланда, то мы вместе с тем уже не сможем дальше любить и его демонов. При этом когда мы любим злых духов, мы не можем вместе с ними любить духов добрых. Когда же мы любим ангелов, это означает, что нам не нравятся демоны.
Что касается одинаковости духов, то под нею нужно понимать то, что при всей своей разности и индивидуальности все четыре демона в наших глазах всегда какие-то одинаковые. Воланд – невозмутимый, сдержанный, склонный к юмору и сильный умом дух, Коровьев – яркая и откровенная личность, Бегемот – шутник и весельчак, а Азазелло груб и прямолинеен. Однако эта разность из-за принадлежности их к потустороннему миру не делает их в наших глазах разными, а лишь подчеркивает их одинаковость. Как бы, например, Азазелло ни отличался от Коровьева или Бегемота, он все равно такой же, как и они, – он все так же демон.
Таким образом, все четыре демона какие-то одинаковые и все четверо духов вызывают к себе одинаковую любовь – равное отношение и одну и ту же нравственную оценку с нашей стороны, что можно выразить более краткой и лаконичной фразой: все они для нас – демоны.
Пятая сторона границы между людьми и духами говорит о постоянстве и неизменчивости Воланда и его демонов. Когда мы смотрим на Воланда в отдельности от людей, нам кажется, что он со своими бесами вполне изменчив и непостоянен: сегодня у него, например, может быть одно настроение, а завтра – другое, сейчас он чувствует одно, а через минуту – другое. Но это легко объясняется тем, что духи – живые, как и мы, существа, а не бездушные роботы, и подобны нам. У них тоже есть ум, чувства, переживания и многое другое. В этом смысле Воланд, конечно, изменчив, и спорить тут о чем-то было бы вызовом самой очевидности и здравому смыслу. К тому же в далеком прошлом все духи, как известно, были ангелами, часть из которых впоследствии стала демонами, а осатанение или демонизация явно говорит о значительной перемене, то есть об очевидной измене. Когда же мы смотрим на Воланда уже на фоне человека, то мы начинаем видеть, что и сатана, и демоны всегда одинаковы и постоянны: каким, например, был вчера Азазелло, такой он сегодня, таким он, несомненно, будет и завтра. Напротив, Мастер и Маргарита или другие люди из романа могут постоянно меняться, как только им вздумается: как внешне, так и внутренне, и как по своей воле, так и не по своей.
На шестой стороне мы уже остановимся. Здесь граница между человеком и дьяволом показывает нам самое интересное из всего, что можно только увидеть при сравнении людей с духами. В свите Воланда, нетрудно заметить, почему-то нет ни одной демонессы – духа женского пола, что весьма странно для столь «бесовского» романа – романа о человеке и духах. Место предполагаемой чертовски в «Мастере и Маргарите» всегда занимает человек – в ХХ веке – девица Гелла – такое же существо, как и мы. Даже Абадонна, который не входит в свиту Воланда, но также как сатане служит ему, является демоном, а не демонессой. Это явно говорит о том, что в мире духов нет полового деления и что они просто не знают его. Оно для них не существует.
